Я не была в этой аудитории
месяца два, но вроде не слышала, чтобы здесь делали ремонт. Обстановка теперь
стала под старину, нормальные лампы на потолке заменили какие-то странные
шарообразные светильники, с кафедры исчезли компьютер и микрофон – небось,
установили какую-нибудь современную технику. Новые времена – новый стиль. За
столом сидела экзаменационная комиссия – ни одного знакомого лица. Проверка, что
ли, какая-то?
– Опаздываете… – несколько неуверенно возмутился один из экзаменаторов – пожилой
мужчина, одетый в странный серый балахон (наверняка, новая мода).
Я виновато улыбнулась, в гробовой тишине положила на стол зачётку, с большим
трудом выуженную из захламлённой сумки, взяла билет, сделанный из странной
тонкой бумаги, и села на один из задних рядов. Бегло осмотревшись, я
констатировала, что в аудитории нет ни одного моего однокурсника. В голову
закралась мысль, что я что-то напутала. Она нашла подтверждение и в содержании
вопросов билета. Может, конечно, это у меня сдвиг по фазе, но я не имела ни
малейшего понятия, какое отношение имеет некая теорема Розеро к математике.
Вопрос о практическом применении треугольников и пентаграмм тоже привел меня в
замешательство. Изучать билет дальше мне расхотелось. Я сощурилась, приподняв
одну бровь, и посмотрела на кафедру. Экзаменаторы скучковались и что-то
оживленно обсуждали, то и дело кивая, как мне показалось, в мою сторону. Теперь
я заметила, что и студенты бросали на меня со всех концов аудитории странные
взгляды. В своей самой обычной одежде я действительно смотрелась здесь белой
вороной: все вокруг нарядились весьма оригинально – девушки в плотные корсеты на
шнуровке или сарафаны, свободные блузки или кофты с рукавом, расходящимся от
локтя; юноши – в довольно однообразные рубашки светлых тонов с щеголеватыми
кружевами на манжетах у некоторых. Я еще раз пробежалась глазами по тексту
билета, написанному кем-то от руки перьевой ручкой, и, подняв уголок губ в
кривой ухмылке, уставила тупой взгляд в противоположную стену. Экзаменаторы
закончили свой консилиум, и один из них – тот самый седой дедок, что уличил меня
в опоздании, – вышел за дверь. Для приличия я достала из сумки листок бумаги и
ручку, сунула ее по привычке в зубы, задумчиво погрызла. Вкусно… Пойти, что ли,
честно признаться, что не готовилась, да и билет не очень попался?.. Не
объяснять же, что я наивно предполагала, что знаю предмет достаточно хорошо!
Студенты почти перестали обращать на меня внимание, поглощенные экзаменом.
Скрипнула дверь. «Старичок вернулся», – подумала я, лениво обращая взгляд ко
входу. Это был действительно экзаменатор, но не он один: с ним вошли трое
мужчин, одетых в плотно обтягивающие бёдра изумрудные штаны и такой же расцветки
короткий плащ с серебристой оторочкой по краю, развевающийся, как крылья хищной
птицы. На головах пришельцы носили береты, лежащие так ровно, словно их одевали
по линейке. Маскарадный костюм какой-то! В завершение образа у каждого из них
из-под плащей, сколотых на груди серебряной блестящей пряжкой, выглядывали
тёмно-зелёные ножны с металлическими узорами, напоминающие по форме и размеру
те, что носят офицеры на параде. Мне всегда было интересно, их кортики заточены
или несут только декоративную функцию?.. Угрюмая группа выстроилась клином и
слаженно поднялась по проходу ровно до моего ряда так, что впереди стоящий,
отличный от остальных серебристой звёздочкой на берете, грозно навис надо мной.
Я вопросительно посмотрела на него – вроде в параде участвовать не нанималась.
– В чем дело? – осведомилась я.
Возглавляющий процессию мужчина с непроницаемым лицом провёл в ответ у меня
перед лицом раскрытой ладонью. Глаза непроизвольно закрылись, сознание
ускользнуло, я безвольно уронила голову на сложенные на столе руки…
… Пришла в себя я внезапно –
так, словно вынырнула из глубокого омута. Я сидела на неудобном стуле, руки были
заведены назад и крепко связаны в запястьях; передо мной стоял широкий
деревянный стол, на нём горела яркая свеча толщиной в два сантиметра, слепящая
глаза, благодаря металлическому отражателю. Напротив меня в уютном кресле
развалился тот самый странный тип со звездой «во лбу», действительно «горевшей»
отражённым пламенем. Наверное, у него в кулаке был какой-нибудь дурманящий
порошок; он распылил его у меня перед лицом – вот я и отключилась. Рядом у стены
на еще одном стуле сидел молодой человек с вытянутым лицом, светло-коричневыми
взъерошенными волосами и разбитой губой, его руки были связаны так же, как и у
меня. Я из солидарности мысленно посочувствовала ему и остановила наконец взгляд
на предполагаемом собеседнике.
– Где я? – глупо спросила я.
– Здесь вопросы задаю я!!! – вызверился мужчина, хищным взглядом пробегая по
моему лицу.
– Знаю, знаю, – скучным голосом протянула я, – я тоже смотрела шпионские
боевики.
– Не перебивать! – отрезал он. – На кого вы работаете?
– Я ещё не работаю, – осторожно ответила я. – Мне вполне хватает стипендии и
переводов от родителей.
– Лжёте!
– Ну, ладно, ладно, вру. Иногда и не хватает – у друзей одалживаю.
Мужчина со всей дури стукнул кулаком о стол, заставив меня замолчать. Сзади –
вне поля моего зрения – что-то тихо скрипнуло, послышалось несколько шагов по
каменному полу.
– Барвлин, у нас там проблема вышла, подойди на секунду, – сказал кто-то,
стоящий за моей спиной.
– Что у вас опять?! Хорошо, сейчас…
Косвенно представленный мне Барвлин (и что надо курить, чтобы так назвать
ребёнка?!) неохотно встал и вышел, дверь недовольно хлопнула за его и моей
спинами. Я поёрзала на стуле, безуспешно попыталась выдернуть руку из пут –
только кожу ободрала. Каменный пол неприятно холодил босые ноги: босоножки
бесследно исчезли; сырой сквознячок поддувал под юбку. Помещение, похоже, было
подвальным: здесь не имелось ни одного окна, от стен веяло могильным холодом.
«Вот примерно так и в гробу будет. Пора привыкать!» – оптимистично подумала я,
щурясь от бьющего мне прямо в глаза света свечи. И фильмы, и книги врут всё –
вовсе и не лампу на допросе в лицо направляют! Другого освещения в комнате не
было, поэтому дальний угол тонул во мраке. От нечего делать я повернулась к
собрату по несчастью. Он насмешливо на меня глянул, искривив губы в ухмылке.
– Что хихикаешь? Шпионку никогда не видел? – ехидно осведомилась я.
«Собрат» не ответил на издёвку, и я, быстро потеряв интерес к столь
неразговорчивому субъекту, обратила своё внимание к потолку. «Может, это
знаменитые подвалы Лубянки?» – размечталась я. Прямо день странностей! Чуть под
колёса не попала, на экзамен опоздала – это ещё цветочки. Но кому понадобилось
тащить меня в некий подвал, связывать, допрашивать?! Ещё какой-то побитый
уголовник сидит в двух шагах и ухмыляется… Быть может, это сон? А что, очень
похоже, у меня часто бывают совершенно реалистичные сны…
Извернув пальцы под невероятным углом, я ущипнула себя за ладонь. Эффекта не
получила (да не очень-то и хотелось), зато указательный палец левой руки свело –
я выпучила глаза, в которых на секунду потемнело, и, сжав зубы, попыталась
разогнуть сустав. В этот совсем неподходящий момент вернулся Барвлин (интересно,
это кличка, имя или фамилия?), с силой распахнувший дверь так, что она ударилась
о стену и самопроизвольно захлопнулась за его спиной. Усевшись на прежнее место,
он с донельзя недовольным видом уставился на меня в упор колким взглядом.
Страдальческое выражение моего лица (сведённый палец всё не разгибался) явно
повысило его настроение.
– Что ж, продолжим, – воодушевлённо сказал Барвлин. – Мы, кажется, остановились
на вопросе, кто вас послал.
– Я общаюсь исключительно с приличными людьми, они меня никогда не посылали, –
честно ответила я, делая всё более кислую рожу.
– Хватит юлить! Из какой вы Школы?!
Палец наконец отошёл, и я, со вздохом облегчения ответила:
– Из тысяча второй. Но я её уже три года как закончила.
Барвлин недоумённо посмотрел на мою внезапно ставшую довольной физиономию, на
которой чуть ли не растянулась счастливая улыбка.
– Никогда о такой не слышал. Нелегалы, что ли?
– Да нет, вроде. Аттестат-то государственного образца выдавали…
– Прекратите нести бред! – окончательно вышел из себя Барвлин. – К какому
течению принадлежит ваша Школа?
Я задумчиво прикусила губу и прищурилась.
– Да ни к какому, кажется…
– Ха! – возликовал он, радостно хлопнув ладонью по столу. – Значит, нейтралы!
Вот вы и раскололись – плохой же из вас шпион вышел!
От такого заявления у меня отвисла челюсть. С какой стати такие обвинения?! Я и
в разведчики-то ещё не записывалась, а уже шпионкой обзывают… Что самое
интересное, я же не соврала ни слова! Впрочем, стоит ли волноваться?
Какое-никакое приключение напоследок… Барвлин отвел от меня сосредоточенный
взгляд и усмехнулся.
– А вы знаете, какое наказание полагается за шпионаж? – ни с того ни с сего
спросил он, облокачиваясь на резную спинку и закидывая ногу на ногу.
Что, сам не знает? Или издевается?
– Расстрел! – с нездоровой радостью в голосе воскликнула я с интонацией, с какой
на параде выкрикивают «Ура!».
– Значит, вы уже в курсе, – неподдельно расстроился моей «удивительной»
осведомлённости Барвлин. – Мы думали, никому ещё не известно об этом
нововведении.
– Полистайте учебник истории – там знаете, сколько ещё интересного!